На Международный фестиваль «Москва встречает друзей», который завершился в начале июня в Москве, съехались одаренные дети из 33 стран. Благотворительный фонд Владимира Спивакова уже 16 лет поддерживает одаренных детей в России и СНГ. Победителей на фестивале нет, каждый ребенок победитель. Владимир Спиваков рассказал Елене Мухаметшиной, что ради популяризации академической музыки он даже озвучил Петуха.

Чем для вас так важен этот фестиваль?

Я когда-то проходил по Риму, где висели афиши с портретом матери Терезы и ее цитатой «Bambini la luce del mondo», что значит «Дети—свет мира». У нашего фестиваля подзаголовок «Свет надежды». В основе фестиваля—идея объединения и сохранения культурного пространства, сохранения этической и эстетической памяти, потому что без всего этого развитие человечества невозможно. Когда дети разных народов собираются вместе, они находят общий язык буквально мгновенно. И уезжая из Москвы, навсегда сохраняют в душе ощущение тепла, гостеприимства и того, что их любят не только родители, но и совершенно чужие люди. Когда распался Советский Союз, я понял, что в первую очередь пострадают самые слабые и уязвимые—дети и старики. Тогда я себя спросил: что я конкретно могу сделать? Чтобы как-то помочь, и был создан фонд.

Вы оплачиваете учебу одаренных детей?

Не только. Очень у многих родителей нет денег на хорошие инструменты. Для меня важно, чтобы дети с начала своего музыкального образования играли на хороших инструментах, а не на «табуретках». Помогаем решать подобные проблемы.

А на Западе как все это устроено – как там ищут и поддерживают юных музыкантов?

Не думайте, что лучше, чем у нас. Я даже думаю, что хуже. Там специальных школ очень мало, во Франции например. И их уровень не идет ни в какое сравнение с уровнем, например, нашей Центральной музыкальной школы при Московской консерватории или школы при консерватории в Ленинграде. В Англии есть специальные школы—например, имени Иегуди Менухина, который организовал ее, посетив Центральную музыкальную школу в России. В Америке, конечно, выделяют стипендию талантливым музыкантам, но есть только одно заведение, куда очень трудно попасть и где колоссальный конкурс—Кертисовский институт музыки в Филадельфии, где студенты находятся на обеспечении института. Сам институт поддерживают частные спонсоры.

А чем отличается российское музыкальное образование от западного?

Отличие в том, что у нас была потрясающая школа по всем специальностям. Гиганты просто: Давид Ойстрах, Юрий Янкелевич, Мстислав Ростропович, Семен Козолупов, другие. Они ушли, сейчас собираем по частям, что осталось. Педагогов очень не хватает—это большая проблема. Для того чтобы они не уезжали на всякие мастер-классы за границу—в Германию, Швейцарию, Корею, Китай,—нужно, чтобы их труд хорошо оплачивался.

Государство не поддерживает классическую музыку?

Мало. И это касается не только классической музыки, но и культуры вообще. В Австрии, в такой маленькой стране, государство выделяет на культуру в три раза больше, чем у нас. Не хватает денег всем—музеям, библиотекам, музыкальным школам, преподавателям, оркестрам, особенно провинциальным. Национальному филармоническому оркестру России, которым я руковожу, повезло, потому что мы в этом году получили президентский грант. «Виртуозам Москвы» тоже повезло, потому что нас поддерживает мэрия Москвы. А ведь наш оркестр 25 лет не имел достойных зарплат и даже своего репетиционного помещения—мы репетировали в ЖЭКах, кочегарках, клубах.

Коллеги завидуют?

У нас сообщество разбито на кланы, друг друга мало кто поддерживает. Если одному оркестру что-то дают, то другой начинает возмущаться, почему ему не дают. Начинают кампании против того, кому дали денег, используют свои связи с журналистами, обливают друг друга грязью. Как говорится, курица соседа всегда кажется гусем.

Последнее время много говорят о возрождении меценатства – вы это чувствуете?

Если вы возьмете любую программу в Метрополитен-опера, то увидите там названия корпораций и имена спонсоров, вплоть до имен тех, кто дал $500. Все они имеют право списывать эти суммы с налогов. У нас нет действующего закона о меценатстве. И это проблема, с которой я сталкиваюсь каждый раз, когда прошу своих друзей поддержать оркестр—например, оплатить отправку фуры с инструментами на гастроли в Европу или США. Многие люди поддерживают, но не хотят при этом «светиться», фигурировать в качестве меценатов. Кто-то из скромности, а кто-то из-за того, что у нас в обществе часто задаются вопросом: если человек помогает кому-то или чему-то, то сколько же лишнего у него еще есть. Это самая неприятная форма неблагодарности—искать причины благотворительности. Обязательно нужно принимать закон о меценатстве, но его нужно хорошо разработать. Я когда-то говорил об этом с Владимиром Путиным на совещании глав неправительственных и некоммерческих общественных организаций. Он сказал: «Когда вам помогают, Владимир Теодорович, я понимаю, что это будут делать бескорыстно, но может возникнуть и такая ситуация, что за эту помощь от государства потребуют нефтяную скважину или металлы». Мне такое и в голову не приходило!

Насколько классическая музыка востребована сегодня?

Телевидение раньше транслировало концерты по центральным каналам, а сейчас только изредка что-то показывают по каналу «Культура». Люди борются за рейтинг, рейтинг—это реклама, реклама—это деньги. Деньги стали мерилом всего. Классическая музыка очень востребована в России у публики—так, как принимают наши оркестры в России, больше нигде не принимают. Национальный филармонический оркестр в первую очередь должен играть у себя в стране. Ни один оркестр не ездит столько по стране, сколько мы. Я мечтаю о том, чтобы мы вообще играли только в России. К тому же сейчас появились люди, которые организовывают концерты тут не хуже, чем гастроли в Японии, где выставляешь чемоданы за дверь комнаты, а на следующий день они оказываются в номерах в другом городе—там, где нужно. Вот американские оркестры не любят ездить на гастроли и выступают в основном в США.

На ваш взгляд, в России не хватает академической музыки?

Недостаточно звучит современной музыки. Я имею в виду не только произведения наших гениев Шнитке и Шостаковича. Но также ныне живущих композиторов—Александра Вустина, Владимира Тарнопольского, Валентина Сильвестрова, Вячеслава Артемова. И даже Леонид Десятников, который является художественным руководителем Большого театра, не пользуется своим высоким положением, и его замечательная музыка исполняется мало. Язык их произведений достаточно сложный, а сейчас другое время, когда все по-другому движется, быстрее. Люди отвыкли слушать длинные симфонии.

Может быть, классику надо популяризировать?

Все зависит от того, как это делать. Сейчас классическая музыка работает на рекламу. Вы слышите, что играет полька «Пиццикато» Штрауса—и под нее выползает пылесос. Популяризация нужна, но не на уровне телефонных звонков.

А что можно сделать, чтобы академическая музыка звучала по Первому каналу?

Она просто не укладывается в формат. Вы не сможете в перерыве между частями симфонии Чайковского смотреть рекламу шампуня или утюгов. Я решаю эту проблему так, как могу. Мы проводим фестивали в Москве, Белоруссии. Проводим абонементные концерты. В прошлом году мы показали под живой аккомпанемент фильм Чарли Чаплина «Огни большого города», после чего я получил множество писем с просьбой повторить проект. Следующий сезон в Московском доме музыки мы открываем показом фильма Гарри Бардина «Гадкий утенок». Национальный филармонический оркестр исполняет музыку для этого мультфильма, а я озвучил роль Петуха.